Вещи, по которым я буду скучать

  1. Вид из окна. Никогда в жизни у меня не было и, возможно, не будет такого шикарного вида. 
  2. Кровать с деревянными щитами. Обычная икейская кровать и матрац, но под ним лежит не реечное днище, а цельнодеревянные щиты – очень улучшает качество сна. 

Всё.


Интересно посмотреть, как изменилась моя жизнь – вот пост трехлетней давности на ту же тему
  • Стеклянный чайник без носика всё тот же, но возить его с собой невозможно, и чтобы облегчить боль расставания, уже с месяц не пью чая (он кончился, а новый было решено не покупать).
  • От громкой музыки как-то совсем отвыкла. 
  • Картины уже довольно давно упакованы, то есть тоже отвыкла. 
  • Бумажные словари я успешно продала, как и все прочие книги на русском.
  • Колода The Fantastic Menagerie по-прежнему самая любимая, но тоже уже упакована.
  • Вышивать уже не могу (“что вы хотите, женщина, – возраст”, то есть пресбиопия), вяжу тоже без энтузиазма, нитки почти все извела и новых не покупаю.

На смерть бумаги

Недавно закрылись сразу несколько проектов, к которым я когда-то имела непосредственное отношение.

  1. Издательский дом Axel Springer, пытаясь соответствовать новому российскому закону (с 2016 года иностранные издатели не могут владеть более чем 20% компании, которая издает СМИ), продал свои активы некоему Александру Федотову, который первым делом закрыл журналы Geo, Geoлёнок и  Gala-биографию, оставив себе Forbes. Я работала редактором в Geo, после чего стала главным редактором журнала GeoFocus – это было что-то вроде научно-популярного приложения, потоньше чем Geo и полегкомысленнее. Один коллега называл его “журнал про пауков-онанистов”, и это, в общем, довольно точное определение. 
  2. Издательский дом “Афиша” закрыл отдел путеводителей, среди которых было два моих – по Лазурному Берегу и по Италии (мои главы – Пьемонт и Лигурия). 

С одной стороны, мне жутко жалко – и себя, и всех, кто имел к этим проектам отношение. Это были, без преувеличения, работы мечты. После того, как сегодня пишешь про альпинистов, завтра про музеи, послезавтра про насекомоядные растения, переключиться на политику, экономику или дизайнерские табуретки очень трудно и даже невозможно. Особенная печаль – Geoлёнок: я в нем не работала, но он давал какую-то надежду на то, что когда современные дети вырастут, с ними будет о чем поговорить. Это важно.

С другой стороны, надо смотреть правде в глаза: бумага всё, закончилась. Бумага электронным носителям не конкурент. Особенно хорошо это видно на примере путеводителей, даже таких качественных, как афишные.

Вот фактическая информация: естественно, она проверяется. Но факты уточняются „на момент подписания в печать“ (на самом деле, конечно, еще раньше, поскольку после факт-чекера текст заново должен вычитать корректор, дизайнер должен поправить съехавшую верстку и т.д.). От момента проверки фактов до появления путеводителя в магазине проходит несколько недель, а до вашей с ним поездки – месяцы или даже годы. За это время вся фактическая информация (часы работы, адреса, цены) устаревает до такой степени, что я искренне не понимаю, зачем на нее вообще тратят время и бумагу.

Я уж не говорю о прочих характеристиках: бумага ощутимо весит, в ней нет ни поиска, ни подсветки, она никогда не покажет вам, в какой конкретно точке вы находитесь. Ну и цена.

У апологетов бумажных книг есть только один объективный аргумент (у бумаги не может сесть батарейка), и масса субъективных – “мне нравится шелест бумажных страниц”, “на бумаге буквы лучше видно” и т.п. Однако стоит поговорить на эту тему с любителями шелеста, и быстро выясняется, что дело исключительно в лени: потратить полчаса на то, чтобы составить свой собственный путеводитель – бесплатный, с актуальными ценами, адресами и маршрутами, – это лень, а потратить 800 рублей на кирпич с устаревшей информацией, – это проще.

Признаюсь, я тоже любитель шелеста. Точнее, я считаю бумагу прикольной: она рвется, мнется, пахнет, у нее есть фактура, и мне нравится, как на ней выглядят буквы – рукописные и печатные. Бумага, вместе с магнитами и камушками, будет лежать на моем письменном столе до моей смерти (если, конечно, до нее доживет письменный стол).

Но в практическом смысле она безнадежно устарела, надо уже признать этот факт и двигаться дальше.